Неточные совпадения
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан
по алтыну с каждого
двора, с купцов же
по фунту чаю да
по голове сахару
по большой. Потом
поехала в казармы и из собственных рук поднесла солдатам
по чарке водки и
по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он
поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь
Двор и на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу,
по заведенному порядку, на расход деньги.
Чем дальше он
ехал, тем веселее ему становилось, и хозяйственные планы один лучше другого представлялись ему: обсадить все поля лозинами
по полуденным линиям, так чтобы не залеживался снег под ними; перерезать на шесть полей навозных и три запасных с травосеянием, выстроить скотный
двор на дальнем конце поля и вырыть пруд, а для удобрения устроить переносные загороды для скота.
И бойкою иноходью доброй, застоявшейся лошадки, похрапывающей над лужами и попрашивающей поводья, Левин
поехал по грязи
двора за ворота и в поле.
Выпустили Самгина неожиданно и с какой-то обидной небрежностью: утром пришел адъютант жандармского управления с товарищем прокурора, любезно поболтали и ушли, объявив, что вечером он будет свободен, но освободили его через день вечером. Когда он
ехал домой, ему показалось, что улицы необычно многолюдны и в городе шумно так же, как в тюрьме. Дома его встретил доктор Любомудров, он шел
по двору в больничном халате, остановился, взглянул на Самгина из-под ладони и закричал...
— Это я
по сырости
поеду! И чего я там не видал? Вон дождь собирается, пасмурно на
дворе, — лениво говорил Обломов.
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг: видит он, как Антип
поехал за водой, а
по земле, рядом с ним, шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза
по лугу и вдруг двинулась за гору, а Антип еще и со
двора не успел съехать.
Вон баба катит бочонок
по двору, кучер рубит дрова, другой, какой-то, садится в телегу, собирается
ехать со
двора: всё незнакомые ему люди. А вон Яков сонно смотрит с крыльца
по сторонам. Это знакомый: как постарел!
Мы после узнали, что для изготовления этого великолепного обеда был приглашен повар симабарского удельного князя. Симабара — большой залив
по ту сторону мыса Номо, милях в двадцати от Нагасаки. Когда князь Симабара
едет ко
двору, повар, говорили японцы, сопутствует ему туда щеголять своим искусством.
Пока я
ехал по городу, на меня из окон выглядывали ласковые лица, а из-под ворот сердитые собаки, которые в маленьких городах чересчур серьезно понимают свои обязанности. Весело было мне смотреть на проезжавшие
по временам разнохарактерные дрожки, на кучеров в летних кафтанах и меховых шапках или, наоборот, в полушубках и летних картузах. Вот гостиный
двор, довольно пространный, вот и единственный каменный дом, занимаемый земским судом.
Лошадей приводили, я с внутренним удовольствием слушал их жеванье и фырканье на
дворе и принимал большое участие в суете кучеров, в спорах людей о том, где кто сядет, где кто положит свои пожитки; в людской огонь горел до самого утра, и все укладывались, таскали с места на место мешки и мешочки и одевались по-дорожному (
ехать всего было около восьмидесяти верст!).
Взглянув на
двор,
по которому
ехал Лиодор верхом на своей лошади, старик подбежал к перилам и, свесившись, закричал...
На фабрике Петр Елисеич пробыл вплоть до обеда, потому что все нужно было осмотреть и всем дать работу. Он вспомнил об
еде, когда уже пробило два часа. Нюрочка, наверное, заждалась его… Выслушивая на ходу какое-то объяснение Ястребка, он большими шагами шел к выходу и на дороге встретил дурачка Терешку, который без шапки и босой бежал
по двору.
Голодная скотина ревела «истошным» голосом, и ее выгоняли на улицу, чтобы промышляла
еду сама
по старым назьмам и около чужих
дворов.
Рано, рано утром безжалостный и, как всегда бывают люди в новой должности, слишком усердный Василий сдергивает одеяло и уверяет, что пора
ехать и все уже готово. Как ни жмешься, ни хитришь, ни сердишься, чтобы хоть еще на четверть часа продлить сладкий утренний сон,
по решительному лицу Василья видишь, что он неумолим и готов еще двадцать раз сдернуть одеяло, вскакиваешь и бежишь на
двор умываться.
— Постой, что еще вперед будет! Площадь-то какая прежде была? экипажи из грязи народом вытаскивали! А теперь посмотри — как есть красавица! Собор-то, собор-то! на кумпол-то взгляни! За пятнадцать верст, как
по остреченскому тракту
едешь, видно! Как с последней станции выедешь — всё перед глазами, словно вот рукой до города-то подать! Каменных домов сколько понастроили! А ужо, как Московскую улицу вымостим да гостиный
двор выстроим — чем не Москва будет!
«
Едут,
едут!» — раздалось
по всему дому, и вся дворня, а вскоре и все крестьяне сбежались на широкий господский
двор, а молодежь и ребятишки побежали навстречу.
Требовалось ли починить телегу — он с готовностью принимался за работу, и стук его топора немолчно раздавался
по двору битых два часа; в результате оказывалось, однако ж, что Аким искромсал на целые три подводы дерева, а дела все-таки никакого не сделал — запряг прямо, как говорится, да
поехал криво!
Захар
поехал на постоялый
двор кормить лошадь, а Степан с Настею отправились в обход города и, выйдя опять на большую дорогу, пошли
по направлению к Севску.
Владимир Сергеич хотел было вернуться на ночь домой, но такая сделалась на
дворе темнота, что он не решился
ехать. Ему отвели ту же комнату наверху, в которой он три месяца тому назад провел беспокойную ночь
по милости Егора Капитоныча…
Я
ехал к нему часа два с половиною, потому что должен был проехать около пяти верст большими улицами и изъездить
по крайней мере десяток маленьких переулков, прежде чем нашел его квартиру: это был полуразвалившийся дом, ход со
двора; я завяз почти в грязи, покуда шел
по этому
двору, на котором, впрочем, стояли новые конюшни и сарай.
Поговорили мы с ним и на рубле серебра порешили, что пойдет он
по дворам, чтоб еще седоков собрать, а завтра чтоб в ранний обед и
ехать.
Остался он на станции. Помогал у начальника на кухне, дрова рубил,
двор, платформу мел. Через две недели приехала жена, и
поехал Семен на ручной тележке в свою будку. Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних сторожей остался, и земли с полдесятины пахотной
по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство заведет, корову, лошадь купит.
— Должно быть, есть маненько… парит черта-то в брюхе… С утра до вечера на каменку-то поддает. Я теперь
поехал, так словно ополченный какой ходит
по двору, только то и орет: «Убью, перережу всех!» Людишки уж все разбежались, а барыня так ажно в сусек, в рожь, зарылась. Вот бы кого хлестать-то!
Староста. Вот так-то бывало в старину, при Тихон Мосеиче: как нет лошадей, он в сенник и спрячется. Я тоже старостой ходил.
Ехали с Капказа так-то,
ехали двое пьяных, так что наделали! Вся станция разбежалась, всех перебили. Тихона Мосеича нашего за ноги выволокли. «Я чиновник, — не смеете!» Как принялись холить! Верите ли,
по двору волокут. То-то смеху было!
Он угрюмо оглянулся:
по двору лениво расходились девки, отяжелевшие от
еды, Христина шла в обнимку с Натальей и через плечо огляделась на него, задумчиво прикусив губы, а Наталья, тихонько посмеиваясь, что-то говорила ей в ухо — был виден её тёмный, бойкий глаз.
Игумен принимал всех и во всякое время. Мужик прошел в игуменскую келью, и Половецкий видел, как он возвращался через полчаса, шагая
по монастырскому
двору тяжелой мужицкой походкой. Он шел, держа шапку в руках, и встряхивал головой, в которой, видимо, плохо укладывались слова пастырского утешения. Он неторопливо отвязал свою лошадь, тяжело подпрыгнул на нее и с трудом сел. Половецкий долго смотрел, как он
ехал, болтая руками и ногами.
По совету Стуколова, уговорились
ехать в скит пообедавши. Перед самым обедом паломник ушел в заднюю, написал там письмецо и отдал его Силантью. Через полчаса какие-нибудь хозяйский сын верхом на лошади съехал со
двора задними воротами и скорой рысью погнал к Красноярскому скиту.
— На постоялый тебе? — сказал дядя Елистрат, ухватясь рукою за край Алексеевой тележки. — А ты вот бери отселева прямо… Все прямо, вдоль
по набережной… Переулок там увидишь налево, налево и ступай. Там улица будет, на улице базар; ты ее мимо… Слышь?.. Мимо базара под самую, значит, гору, тут тебе всякий мальчишка постоялый
двор укажет. А не то
поедем заодно, я те и путь укажу и все, что тебе надобно, мигом устрою.
Если бы все мои мысли, все внимание не были сосредоточены на этой черной неподвижной точке, я заметила бы трех всадников в богатых кабардинских одеждах, на красивых конях, медленно въезжавших во
двор наиба. Первым
ехал седой, как лунь, старик в белой чалме, в праздничной одежде. Дедушка-наиб почтительно вышел навстречу и, приблизившись к старшему всаднику, произнес, прикладывая руку,
по горскому обычаю, ко лбу, губам и сердцу...
Хлестнул ямщик лошадок, и хоть шибко они приустали, протащив
по размокшему чернозему грузную кибитку, однако ж бойко подкатили к поповскому
двору. Там приветливо встретили Аграфену Петровну. Она сказала, что
едет на богомолье в Киев.
На небе брезжит утренняя заря. Холодно… Ямщики еще не выехали со
двора, но уж говорят: «Ну, дорога, не дай господи!»
Едем сначала
по деревне… Жидкая грязь, в которой тонут колеса, чередуется с сухими кочками и ухабами; из гатей и мостков, утонувших в жидком навозе, ребрами выступают бревна, езда
по которым у людей выворачивает души, а у экипажей ломает оси…
Упомянув о ссылке своей в Сибирь, об отравлении ядом, о воспитании, полученном при персидском
дворе, о предложении, сделанном шахом, она говорит о поездке своей в Европу и о решимости,
по совету друзей,
ехать в Константинополь и там искать покровительства у султана, для чего она и соединилась с князем Радзивилом в Венеции.
— Какой день. В иной день на зелененькую выездишь, а в другой раз так и без гроша ко
двору поедешь. Дни разные бывают-с. Нониче наше дело совсем ничего не стоит. Извозчиков, сами знаете, хоть пруд пруди, сено дорогое, а седок пустяковый, норовит всё на конке проехать. А всё ж, благодарить бога, не на что жалиться. И сыты, и одеты, и… можем даже другого кого осчастливить… (извозчик покосился на Пелагею)…ежели им
по сердцу.
Мы уже развязали свои мешки и складывали эту значительную
по нашим средствам сумму, как вдруг она оказалась вовсе не нужною, потому что утихший на мгновение крик снова раздался с удвоенной силой, и Кирилл слетел с шумом и грохотом с крыльца, проворно схватил под уздцы свою уже запряженную тройку и свел ее со
двора, а потом вскочил на облучок и
поехал рысью.
Три часа ожидания прошли незаметно. Мне казалось, не успел я наглядеться на Машу, как Карпо съездил к реке, выкупал лошадь и уж стал запрягать. Мокрая лошадь фыркала от удовольствия и стучала копытами
по оглоблям. Карпо кричал на нее «наза-ад!» Проснулся дедушка. Машя со скрипом отворила нам ворота, мы сели на дроги и выехали со
двора.
Ехали мы молча, точно сердились друг на друга.
Посредине он двух этажей, а
по бокам его идут два одноэтажные флигеля; правый из них отделяет господский
двор от заводской базарной площади, посреди которой воздвигнут красивый храм, а левый флигель упирается в то длинное каменное здание, вдоль стены которого мы только что
ехали.
— У нас одно место! — вздыхает Филаретов. — Пошли мы на постоялый
двор к Абраму Мойсеичу. Туда всякий раз ходим. Место такое каторжное, чтоб ему пусто! Чай, сам знаешь… Как
поедешь по большой дороге в Дунькино, то вправе будет именье барина Северина Францыча, а еще правее Плахтово, а промеж них и будет постоялый
двор. Чай, знаешь Северина Францыча?
Шанцер будил меня. Я ответил, что посплю, пока придет время
ехать, пусть он тогда пришлет за мною. Через полчаса я проснулся, освежившийся, бодрый. Вышел на
двор. За раскидистыми соснами пылала красная заря, было совсем светло.
По пустынным
дворам хутора тихо и неслышно ходил старый китаец-хозяин.
Настал сочельник. По-прежнему в эшелоне шло пьянство. На станции солдаты избивали начальников станций и машинистов, сами переговаривались
по телефону об очистке пути, требовали жезла и, если не получали, заставляли машиниста
ехать без жезла. Мы жестоко мерзли в нашем пульмановском вагоне. Накануне ночью, когда на
дворе было 38° морозу, мальчик-истопник заснул, трубы водяного отопления замерзли и полопались. Другого вагона мы нигде не могли получить.
Пополудни знатнейшего обоего пола особы съехались ко
двору ее императорского величества в галерею, а в 6-м часу пополудни во дворец велено въехать придворным цугом, так же и других знатных персон каретам, в которые сев, чиновные
по свадебной церемонии
поехали по жениха на его
двор, и в 7 часу привезен он во дворец, прямо к большому галерейному крыльцу, и препровожден в церковь.
Вокруг замка,
по склону довольно крутого берега, был раскинут тенистый, очень обширный парк, облегавший замок со всех сторон, так что, подъезжая к нему ближе, въезжаешь в самый парк и
едешь в продолжение четверти часа
по широкой шоссированной дороге, ведущей прямо к главному фасаду замка, выходящему на большой усыпанный песком
двор.
Отвязав во
дворе своего коня, он вскочил на седло и быстро выехал за ворота, но вдруг остановился, снова соскочил наземь и, держа коня за повод, бережно притворил ворота, и только тогда снова вскочил в седло и
поехал тихо
по той же дороге,
по какой
ехал сюда, стараясь заметить местность и дома.
Вскоре после торжественных крестин Наталья Демьяновна вернулась в Адамовку, а как скоро графиня Екатерина Ивановна оправилась от родов, оба Разумовские,
по приглашению государыни,
поехали в Москву, где в то время находился
двор. В свите гетмана находились: генеральный обозный Кочубей, генеральный писарь Безбородко, гадяцкий полковник Голецкий, шесть бунчуковых товарищей, старший канцелярист Туманский и другие.
— Маша, я ее отыскал и сказал ей, чтобы она подождала тебя завтра утром. Ты
поедешь одна. Третий человек тут лишний, особливо мужчина. Никаких ни рекомендаций, ни объяснений вам не нужно. Вы облобызаете друг друга, поплачете, и прекрасно. Вот тебе адрес: за Цепным мостом, на Дерптской улице № 27. Остановись у ворот, войдешь на
двор, в левом углу деревянный флигель, с такой галдарейкой, ты знаешь. Поднимись
по лестнице, вторая дверь направо.
Государыня, великие княгини и первые чины
двора ехали в церемониальных каретах от Зимнего дворца к замку, между выстроенными полками, при колокольном звоне
по всему городу.
После его ухода Николай Леопольдович оделся. Начался прием, а
по его окончании он
поехал в «Кабинет совещаний и справок», помещавшийся в одной из отдаленных улиц Москвы. Приказав своим лошадям проехать за ним прямо в окружный суд, он нанял извозчика. Подъехав к неказистому деревянному домику он не вошел в подъезд, над которым красовалась вывеска «кабинета», а проскользнул в калитку, ведущую во
двор.
Дворецкий показал с чувством на церковь Спаса, к которой они подъезжали. Вышки великокняжеских хоромин выглядывали уж из-за нее. Чтобы не подозревали в них какого сговора, они
поехали, один
по набережной Кремля, другой — к Никольским воротам. Расставание их было только до великокняжеского
двора, где они должны были свидеться.
На другой день,
по обыкновению, он выходит на
двор, где ожидают его просители, подсудимые и тяжущиеся, и решает представляемые ему дела. Окончив эти дела, он
едет опять на любимую свою забаву — охоту. И в этот день ему удается самому убить старую львицу и захватить ее двух львенков. После охоты он опять пирует с своими друзьями, забавляясь музыкой и пляской, а ночь проводит с любимой женой своей.